{"time":1715275585888,"blocks":[{"type":"paragraph","data":{"text":"Интервью с многолетней прихожанкой храма святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова Людмилой Михайловной Ивановой.

Наша героиня родилась в далёком 1938 году в Ленинграде. За её плечами события Великой Отечественной войны, разлука с родителями во время Блокады, обретение Бога и познание единственной настоящей радости — молитвы.

После прихода в академический храм Людмила Михайловна считает его своей родиной, а потому с душевным теплом говорит о священниках, семинаристах и прихожанах, с которыми здесь можно пообщаться."}},{"type":"image","data":{"url":"/uploads/f490f29d13cd0f6e3a6950d8258a26b8.jpeg","caption":""}},{"type":"delimiter","data":{}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Расскажите, пожалуйста, о себе. Где Вы родились и кем были Ваши родители? Как Вы пережили блокаду и где были в это время?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Моя мать — Сальникова Вера Федоровна. Она родилась в Санкт-Петербурге в 1913 году. А я появилась на свет в 1938 году, вот здесь, в роддоме, что прямо рядом с семинарией. В 1941-м, мне уже исполнилось три года, а у матери родились ещё две девочки, мои сестрёнки: одна в 1939-м, другая в 1940-м году. В общем, я самая старшая была, но при этом избалованная, часто капризничала. Родители решили меня отправить летом на дачу к бабушке и дедушке. И вот привезли меня туда, а вскоре началась война."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Немцы быстро продвигались вглубь СССР и уже в конце июня по решению Ленгорисполкома всех детей стали вывозить из Ленинграда. Поезд, в котором нас везли, разбомбили немцы. Оставшихся в живых детей собрали и определили в детские дома. Так я оказалась в Сибири. Моим сестрам повезло гораздо меньше: они остались в городе и умерли от голода во время блокады. Мать все это время не теряла надежду найти меня живой. Когда она узнала, что состав разбомбили, она принялась выяснять что и как, писала в Москву. Там ей ответили, что если дочка жива, надо искать её в Сибири. После снятия блокады людей вывозили из Ленинграда, и почему-то направляли в Сибирь. Вот так мама меня там и нашла. Мне было около 5 лет, когда она приехала в детский дом и стала звать меня: «Людочка, Людочка!» Сама я помню смутно, но по рассказам матери первая моя реакция была отрицательная, я ответила: «Это не моя мама, я к ней не поеду, мне здесь хорошо». Воспитатели стали уговаривать меня, и я, конечно, пошла с ней."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Запомнилась интересная деталь: у нас в детдоме был мальчик по имени Виктор, он был на год старше меня, и у него в Ленинграде оставалась сестра. Мать попросили захватить с собой и его, дали ей все документы, и мы поехали вместе. И вот Витя звал ее мамой, а я — тётей Верой… Она была очень строгой, но это неудивительно, ведь ей столько пришлось пережить!"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Непросто было добираться домой? Что-нибудь Вам запомнилось больше всего?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Путь домой был долгим. Впечатлений масса. Но главное — салют Победы в Москве! Так вышло, что наш поезд пришёл в Москву как раз 9 мая. Все уже знали, что мы победили. Город ликовал: на улицах плясали, играли на гармошке, пели! Наконец, мы на Ленинградском вокзале, состав вот-вот отправится домой, в город на Неве, и… загремел салют! Это было незабываемо!"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— И вот Вы возвратились домой. Как всё складывалось?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Да, мы вернулись в Ленинград: бабушка, я, Витя и мама. До войны у нас была комната в двухкомнатной квартире. Когда мы приехали, наша комната уже была занята. Мать ходила везде и хлопотала, говорила, что у нас отец погиб: он еще в начале войны пропал без вести. Однополчане рассказали, что после первого же боя его не нашли ни среди живых, ни среди мертвых."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"После войны власти начали выяснять, кому какая помощь положена. Мне дали пенсию 110 рублей. В 1945 году я пошла в школу, которая недалеко отсюда на Кировской улице, а жили мы на Херсонской. Однажды в первом или во втором классе, не помню точно, я пришла из школы, а у меня были то ли плохие оценки, то ли поведение. Мать принялась меня ругать: «Лучше бы я тебя не брала из детского дома!» Я отвечаю: «И не надо было, я и сама лучше в детский дом пойду!» Собрала свой портфель и — на лестницу. Выхожу, а навстречу мне наша учительница Надежда Ивановна идёт. Она спрашивает: «Людочка, ты куда?» Я говорю: «В детский дом, меня мама ругает». А она: «Нет-нет-нет, пойдем-ка домой, поговорим с мамой». Пришли, поговорили, и я успокоилась."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Вот так. А Витю по приезде сразу отправили к сестре, соединили их. Мама отхлопотала нашу комнату и дальше мы жили вдвоём."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Ваша мама была верующим человеком?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Нет. Бабушка была верующей. Наверное, она за меня молилась, потому что у меня были ошибки и грехи, но как-то я сразу уходила от них: мне это не надо, я знаю, что это нельзя. А мать меня очень строго держала. Помню, платье мне сшила красненькое, и я в нем пошла во двор играть. Среди детворы тогда «мода» была в подвалах лампочки выворачивать. И вот забрались мы в подвал, увидела я такую лампочку и начала выворачивать, а меня стало колотить током. Девчонки испугались и застыли по сторонам, но одна у нас был смелая: она дёрнула за шнур и вырвала его. А я свалилась, платье перепачкала, боюсь идти домой. Они все были старше меня, говорят: «Пойдём к нам, постираем». Добрые все были, всё было просто после войны."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Как Вы пришли к вере?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Как обычно. Жизнь по голове ударит разок-другой, потом уже начинаешь думать. Помню, как меня бабушка водила в церковь. «Пойдем освящать куличи», — говорит. Отвечаю: «Да не пойду я, в пионеры хочу!» А она: «Я тебе дам “в пионеры”! Пошли!» И я ходила с ней."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Бабушка была доброй, хорошей. Я ей однажды рассказала, что ходит тут один мальчишка-дурачок, все его дразнят. Она говорит: «А ты не обижай! Что Господь говорит? Нельзя обижать слабых, нельзя смеяться над ними!» Вот это во мне засело. Потом еще был случай: вскипятили молоко, а я пеночку пальчиком раз-два и всю слизала. Она говорит: «Это ты ведь, наверное, пенку съела?» Я соврала: «Нет, не я». Она: «Ну, ты смотри, Господь всё видит, и Он тебя накажет». С тех пор я ни разу не сказала никому неправды."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Потом, когда я уже сама стала взрослой, разные навещали невзгоды: проблемы с сыном, муж погиб в 48 лет. Поехал на рыбалку и утонул. Мне самой тогда 46 было. Но всё-таки Господь меня охранял, потому что у меня всегда были друзья. Не знаю почему. Наверное, бабушка за меня молится там."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Где Вы находили друзей?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— В школе, во дворе. Вокруг все были старше, все меня жалели. Я была худющая, все смеялись: «Мать, ты, наверное, Людку совсем не кормишь?» Она в ответ: «Да у неё кишка прямая!»"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Расскажите, как Вы учились. Трудно было?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— В школе я окончила семь классов. Учителя говорили матери, что я талантливая. У меня было хорошо с математикой: быстро считала, всё запоминала, хотя особенно ничего не зубрила. Училась так себе: на тройки и четверки. Мать говорила: «Нечего в школе место занимать. Пойдешь после школы, научишься шить. Нечего там сидеть». А я любила физику, математику, хотела в техникум и втихаря от нее собрала документы, спрятала под кровать. Мать достала документы и говорит: «Это что такое?» В общем, всыпала мне как следует."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"И отправилась я после школы поступать на швею, хоть и не согласна с этим была. Открыто противиться не могла, но старалась всё делать по-своему. Помню, проверяли меня по здоровью. Я вернулась домой, мать спрашивает: «Ну что, приняли тебя?» Говорю: «Нет, не приняли». «Почему?» Отвечаю: «У меня зрение плохое». Она: «Пойдем». Взяла меня за шиворот, привела в Приемную комиссию и говорит: «Что происходит? У девчонки отец пропал без вести, она у меня одна». Они: «Да мы ничего. Мы сказали, что возьмём её, просто ей надо очки носить». Опять мне влетело. Я смирилась, пошла, куда мать велела, выучилась. Там было машиноведение — предмет такой — что моё всё-таки. У меня все были пятерки."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"В 1952 году закончила училище. Поработала в одном ателье, в другом — не понравилось. Пошла, написала заявление, в управлении сказала, что не могу больше работать, начала оправдываться... Нас тогда на страх брали, так что мне отвечают: «Как это так? Пенсию от государства получаешь, мы тебя учили, деньги тратили, а ты, видите ли, не хочешь — и пошла. Нет, моя дорогая, ты должна отработать 4 года». Что тут скажешь? Мне было 14 лет. Так и работала."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— А как же среднее образование?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Потом уже окончила вечернюю школу — 10 классов. Трудилась в ателье, была и бригадиром, и сменным мастером. Мне говорят: «Вот, ты такая хорошая, за народ вся, общественница, тебе надо в партию!» Я не хотела в партию. Тетушка моя Дуня была членом партии. Но все-таки меня уговорили. Слава Богу, когда Ельцин пришел, появилась возможность сдавать партийные билеты. Я тут же сдала свой, и на этом у меня с партией закончилось. Зато потом меня взяли в профсоюз, как бывшего члена партии. Работала на набережной Мойки, в управлении."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Похоронила мужа. Потом возилась с сыном. Сын умер. Ладно… Так что у меня теперь не осталось никого, вот один только Вася, кот."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Как сложилась жизнь Ваших родных после войны?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— У тётушки моей еще родилась девочка Таня, моя сестра. Мы все жили одной семьей, хотя питались отдельно. Была еще сестра Валя, она уже умерла, у нее тоже с мужем были проблемы."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Таня сейчас жива, у нее единственной всё сложилось благополучно: сын хороший, у него вообще всё идеально, всё в руках, всё хорошо. Они вот мне помогают. Сегодня Таня звонила, спрашивала, как я себя чувствую, пойду ли на службу. Сначала меня всё отговаривала, потом отстала."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Как Вы воцерковлялись?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Здесь у меня чудо было в 2010 году. Отправилась я в лавру за Крещенской водой. Там народу было много, и я пришла сюда. Стоим на лестнице в очереди. Идет мимо отец Дионисий и говорит: «Мы будем открывать курсы по воцерковлению, так что если кто-то захочет, может позаниматься, и будет потом праздник». Я до этого ходила вокруг и боялась в храм войти. Не знаешь ничего, а ну как тебя одернут: не так крестишься, не так стоишь. А тут он сам предлагает. Я говорю: «Господи, как хорошо-то!» Схватила эту бумажку, и с удовольствием стала приходить на занятия после работы. С тех пор я здесь. Теперь всем говорю: «Мне никак отсюда не выйти, это моя Родина». Родилась здесь, молюсь здесь. Как я уйду? Вот, ковыляю с палкой, но все равно хожу сюда."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Живу на улице Доблести, и там у нас есть церкви. Однажды я заболела на Пасху, и до Академии мне было не добраться, так что я отправилась освящать куличи в церковь свв. равноап. Константина и Елены. Отец Михаил Браверман ещё там был. Я пришла и попросила масла. Мне говорят: «Нет масла». Тут как раз идёт отец Браверман, он меня не знает, но я к нему так запросто: «Батюшка, отец Михаил, а у нас вон, нет масла». Он говорит: «Сейчас всё будет». Побежал, принёс масло."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Но отец Геннадий — свой человек. Я ему на исповеди всё выговариваю. Поэтому я здесь — дома."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Отец Геннадий строгий духовник?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Нет. Он очень добрый, обо всех заботится. Вот я тут попросила его о чём-то, а сама думаю: наверное, забыл... Переживала. Потом вдруг звонок: слава Богу, не забыл!"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Расскажите поподробнее об Академии. Нравятся ли Вам богослужения? Каково находиться среди студентов, все-таки это другое поколение?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Это немножко смущает, потому что ты знаешь меньше, чем студенты. Помню, были мы как-то раз с Леночкой, и во время ектении диакон возгласил: «Помолитеся оглашении, Господеви!», а мы с ней перекрестились. Молодой человек, стоявший рядом, говорит: «Не надо креститься; раз вы верующие, просто стойте». Ладно, мы перестали. В другой раз гляжу, свечка наклонилась, вот-вот упадёт, испугалась: как бы не загорелось чего! Я стала привлекать внимание. Меня успокоили, сказали, что всё нормально. Ребята здесь очень хорошие, с ними легко общаться."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Какой у Вас самый любимый праздник в Академии?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Все. А вообще очень люблю канон св. Андрея Критского. Когда начинается его чтение, я просто не могу пропустить ни одной молитвы. Я плохо слышу, но ещё читаю дома и беру с собой книжку на службы."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Со временем я поняла, что главное удовольствие в вере для меня — это молитва. Вот я начинаю читать, и мне становится хорошо, спокойно. Но забываю читать иногда. Одно нужно сделать, другое… День прошёл — ой, не помолилась сегодня, надо бежать, скорее молиться."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Когда был владыка Амвросий, тут был праздник: всё шикарно, красиво, весело. Я звала одну знакомую ходить к нам, посмотреть на то, как у нас тут хорошо, а она: «Да я знаю, Людмила Михайловна, но мне никак не доехать». Живет она, к сожалению, и вправду далековато. Когда ушёл владыка Амвросий, мне поначалу немножко грустно было, а теперь я уже привыкла и говорю себе, что я к Богу хожу. Так и успокоилась."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Расскажите о Пасхе в Академии. Как Вы её переживаете?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Это очень шумно. Много народу, а мне от этого тяжело. Здесь красивое пение и всё красиво, конечно. Хоры наши — это ведь тоже чудо какое-то! Тут недавно у меня продуло ухо, и я пришла на службу. Как громко, оказывается! Даже говорят громко. Ну, хоры я, конечно, слушаю, и подпеваю тихонько."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— С отцом Геннадием Вы начали общаться сразу, как пришли в Академию?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Когда отец Дионисий ушел, надо было к кому-то идти. Я не могу ходить от священника к священнику — переживаю. Помню, еще до отца Геннадия здесь был такой худенький священник, он сейчас или философию, или что-то такое преподаёт, отец Александр его зовут. Я к нему как-то пришла на исповедь, а у меня уже был котёнок, которому я поддала: он что-то не так сделал, разбил что-то, кажется. Рассказываю об этом священнику, а он говорит: «Зачем же вы котёнка обижаете?» Всё. Я не знала, куда мне деваться. И вот еще отца Глеба стороной обхожу. Однажды подошли мы с Леной и говорим: «Вот, когда ворота здесь были открыты, Господь видел, мы все время на Него смотрели…» Отец Глеб говорит: «Не ворота, а врата». Всё. С тех пор я не могу к нему подойти, мне стыдно."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Много у Вас верующих друзей?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Нет. Вчера мы встречались с подругой. У нее недавно был день рождения, и она меня после него пригласила. Мы с ней никогда веру не трогаем. Я сразу вспоминаю Евангелие: не мечите бисер перед свиньями (ср. Мф. 7:6). После этого замолкаю."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— На Ваш взгляд люди сильно изменились за последние полвека?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— С грустью отмечаю, что в последнее время стало много озлобленности, ненависти у людей! В молитве св. Николаю написано: избавить от злобы людей в стране, а — никак. После войны были все добрые. Мать, бывало, пошлёт меня в магазин, а я там то карточку оставлю, то что-нибудь ещё. Вернусь, а она ругается: «Вот, ходишь, рот разинешь и только в окна смотришь!» Я возвращаюсь в магазин, маленькая, худенькая, и мне всё отдают: «Вот, доченька, держи, лежит всё твоё». В этом плане, конечно, было хорошо. У нас двор был закрытый, и мне из окон кричали: «Людка, сбегай в магазин!» Кинут мне деньги, я побегу в магазин. «Людка, с мальчишками посиди, мне надо уйти. Иди сюда!». Я иду, посижу. Никому не отказывала. Так и привыкла, потом уже взрослой так же бегала. Попросят ради Бога. Зато мне всё время помогают. Вот сейчас хожу плохо, два раза уже падала, так мне всё время предлагают стульчик поставить."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Восемьдесят пять мне уже исполнилось, сейчас на восемьдесят шестой перегнуло. Никто из наших до этих лет не дожил. Бабушка рано умерла от рака, очень мучилась. Оставляли её дома, а она мучается-мучается и к окну (у нас 4-й этаж). Как-то раз, помню, чуть в самом деле не выпала: в окно хотела броситься. Мать меня ругала за то, что я не осталась сидеть дома с бабушкой, но мне же не усидится. Меня зовут ребята, бабушка вроде спокойно спит, потом прихожу, а она вот так..."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Видно, любили Вы свою бабушку…"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Она хорошая была. Я так плакала, когда мы её хоронили, такую истерику устроила на кладбище. Родня сидит, выпивает, разговаривает, а я как зареву. Они говорят: «Что такое?» Я отвечаю: «Не хочу с вами жить, хочу с бабушкой». Они меня долго не пускали после этого на кладбище. Только через много лет я стала туда ходить. Бабушку очень было жалко. Она была добрая и открытая, хотя были у неё грехи. Она вот ходит, побирается, потом выпьет и придёт ко мне: «Людка, посчитай деньги». Я посчитаю, сложу ей по рублям всё, а она мне: «На, это тебе за работу. Спрячь под подушку, а то мать отберёт». Я говорю: «Не отберёт». А мать, конечно, приходит и забирает всё, пока я сплю. Всякое бывало."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Я раньше спала очень крепко (я и сейчас сплю крепко, когда не нервничаю), поэтому, когда бабушке надо было уходить, она просила не закрывать дверь на крючок, а то придет и будет звонить. Как-то раз я на крюк закрылась, а они звонили, стучали, сломали дверь топором, пришли и меня разбудили: «Ты чего, спишь?!» Вот так."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Когда Вы приходите в воскресенье, остаетесь пить чай с отцом Геннадием?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Да, но не всегда. В последний раз не осталась, потому что сил уже не было. Я накануне переживала, ночь не спала, утром пришла на службу, кое-как отстояла и решила идти домой. А так в основном — да."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Если не секрет, о чём Вы разговариваете, когда пьёте чай с батюшкой?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— А тут всякие вопросы. Одна [женщина] у нас из монастыря, она всех знает и задаёт вопросы по этой теме. Другая однажды что-то сказала про болезнь — такое началось! У нас речь была только о врачах. Вот так вот всё. Когда о. Геннадию задаём вопрос, он, конечно, отвечает, но я плохо слышу. В первое время не оставалась из-за этого. Всем говорю: «Вы шумите, а я не слышу». С ними стою, спрашиваю: «О чем говорите?» Они: «Потом скажем»."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Батюшка Геннадий советовал взять наушники, а я не хочу. Ходила я в Институт уха, горла, носа и речи, мне там тоже говорили про наушники, а я отказываюсь. Они плохие: у меня мать мучилась с наушниками и тётушка мучилась с наушниками. Не надо мне. Потом мне уже сказали, что у меня вход плохой, а внутри ухо нормальное. Продувает его иногда, от этого и слух хуже становится."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Что бы Вы пожелали студентам Академии?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Я так думаю, что только доброты, и всё-таки немножко общения и с нами, потому что им же это тоже пригодится. Одни парни открытые, с ними можно свободно поговорить, а к другим не подойдешь. А так мне очень нравятся ребята. Хорошо, что наши выпускники нарожали много детей: хоть какая-то польза будет, если они станут верующими. Доброта спасёт мир, а доброта — это Господь."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Спасибо Вам большое, что согласились на интервью, много интересного рассказали и про себя, и про Академию. Ваше мнение очень интересно для наших читателей: все-таки у Вас такой богатый жизненный опыт!"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— В основном-то то, что я дожила до этих лет — заслуга матери. Сколько она настрадалась, сколько со мной намучилась! Потом она говорила гордо: «Вот, у меня дочь высшее образование получила!»"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Став членом партии, я считала, что нужно работать над собой, особенно когда была в управлении. Собрание идёт — никто ни звука. Сейчас, когда политики начинают говорить, думаю: молчали бы лучше. Но все равно дебаты смотрю. Меня отец Геннадий спрашивает, зачем я это делаю? Говорю: «Не могу не смотреть, я должна быть в курсе дел»."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"За Путиным я пойду. Как бы то ни было, квартиру мне дали бесплатно, как блокаднице. Я всю жизнь прожила в коммунальной квартире, и жили мы неплохо. Я считаю, надо быть благодарной. Живу как царица. Квартира большая — 40 метров. Когда кто-то говорит, что у него 200 метров квартира, да еще и не одна, я не пойму: зачем?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Что вы чувствуете обычно во время богослужения? Какие мысли Вас посещают?"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Вы вот, Дмитрий, перевод Апостола на службе читаете, а я думаю: зачем он читает? Я читаю Псалтирь, хотя дословно её не понимаю, но знаю смысл, и мне хорошо. Я её прочитала раз, вот буду читать второй. Так же Евангелие, особенно от Иоанна — как будто Богом написано, вся любовь Его там. Остальные тоже хорошие, но не так. У него — сердцем. Ещё вот оно заканчивается словами: всё, что было, не вместить в вас (Ср. «Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» Ин 21:25). Кто так скажет? У меня была знакомая прихожанка Алевтина, она всегда говорила: «Я так сокрушаюсь…» Какое хорошее слово! Мне так понравилось! Она сейчас в другую церковь ходит."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Про перевод я запомню. Никогда не думал, что так бывает."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Да. Я всё равно плохо слышу. Мне поэтому приходится вставать в 5 утра и читать все каноны, потому что на службе не слышу. Вот сегодня я читала всем святым и за упокой — суббота. В понедельник — ангелы, потому и канон ангелу. Во вторник — Предтече. В среду – Матушке нашей Богородице. В четверг — Николаю Чудотворцу и апостолам. Каждый день читаю. Меня спрашивают, как я так много читаю? Говорю: «Нормально. Хотя бы что-то надо в мозги впускать»."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"— Спасибо Вам за то, что согласились на интервью, спасибо за интересные, исчерпывающие ответы!"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Меня если разговорить, так я не остановлюсь. Вот я владыку Силуана встречаю в дверях и говорю всякое. Один раз сказала ему: «А я вот тут родилась». Он удивился: «Да Вы что? Когда?» Говорю: «В 1938-м». Он: «А тут какой-то священник тоже родился». Не знаю, кто. Я сама тут родилась, а в 1960 году здесь родила и сына. Здесь, стало быть, и Родина моя."}},{"type":"image","data":{"url":"/uploads/399c001eb48b31a533e5f75efb8b3ac2.jpeg","caption":""}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Беседовал Дмитрий Янкин"}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Пресс-служба СПбДА"}}],"version":"2.17.0"}

«После войны были все добрые». Блокада и путь к Богу прихожанки Академии на Неве

Поздравления проректору по культуре Академии Е. М. Гундяевой с юбилеем