{"time":1730994839542,"blocks":[{"type":"paragraph","data":{"text":"Аннотация: Статья представляет собой отзыв на монографию кандидата богословия, доцента кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии А. В. Маркидонова «Богословие и культура», увидевшую свет в 2022 г. в издательстве СПбДА в рамках выпускаемой усилиями кафедры богословия книжной серии «Теология: история и современность». Показано, что построение рассматриваемого фундаментального труда, содержащего ранее опубликованные в научных изданиях статьи автора по тематике русской и византийской культуры, отличает строгое единство основных мировоззренческих, апологетических и культурологических принципов. Основой этой гармонии выступают ясно выраженная апология православной культуры и выявление основополагающей роли православного богословия в процессе созидания и осмысления восточно-христианской культурной традиции.
"}},{"type":"delimiter","data":{}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Научная монография доцента кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии Александра Васильевича Маркидонова «Богословие и культура» посвящена актуальной и уникальной проблематике — богословскому осмыслению традиции христианской культуры. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Автор монографии — выпускник филологического факультета Ленинградского государственного университета (1978), Ленинградской духовной семинарии (1985) и Ленинградской духовной академии (1989), многолетний преподаватель СПбДА (с 1989 г.), автор курсов по дисциплинам: догматическое богословие, история догматической мысли, история Древней Церкви, византология и др., автор более 50 опубликованных научных трудов по истории богословской мысли, церковной истории[1] , русской богословской мысли[2], русской религиозной философии[3] и византологии[4] . Помимо собственно богословских и византиноведческих трудов, православный ученый активно участвует в научной полемике, живо откликаясь на новые работы в области русской и византийской духовной и интеллектуальной традиции[5] . Также он — постоянный участник научных конференций СПбДА «Богословие и культура», «Русско-Византийский Логос»[6] и круглых столов научного проекта СПбДА «Византийский кабинет»[7]."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Книга вышла в издательстве СПбДА в рамках книжной серии кафедры богословия «Теология: история и современность», основанной в 2021 г. при поддержке Научно-образовательной теологической ассоциации и храма Сретения Господня на Гражданском проспекте (г. Санкт-Петербург). К настоящему времени в серии издано девять монографий[8] , и большинство из них вызвали интерес в научных кругах[9] , — в первую очередь это касается как раз труда А. В. Маркидонова, который собрал наибольшее количество положительных откликов[10]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Книгу условно можно разделить на две части — «общетеоретическую» и «конкретно-примерную». Первая состоит из глав, преимущественно посвященных теоретическому осмыслению феномена христианской культуры. Это, в частности, такие значимые главы, как: «Христианские начала византийской культуры», «Вера — разум — естество: о некоторых особенностях святоотеческого сознания», «Слово в христианской традиции», «О духовной природе эстетического начала» и др. Вторая часть содержит главы, посвященные уже конкретным проблемам, аспектам, персоналиям и произведениям, на материале которых автор осмысливает в свете православного богословия явления восточно-христианской культуры («„Красота в деснице Твоей в конец“ (Пс 15:11): По поводу одной византийской параллели к роману Ф. М. Достоевского „Идиот“», «К. Н. Леонтьев и Ф. М. Достоевский: „цветущая сложность“ разноречия», «Космос и история: из наблюдений над текстом Послания старца Филофея», «Русская культура между Ренессансом и Барокко: по поводу одного сочинения Симеона Полоцкого» и др.). "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Прежде чем перейти к рассмотрению отдельных глав и тезисов автора, хочется отметить целостный характер рецензируемой книги. Лишь на первый взгляд она представляет собой собрание разнородных очерков, затрагивающих разнообразные темы из русской и византийской культуры. При более глубоком анализе текста обнаруживается строгое единство основных мировоззренческих, апологетических и культурологических принципов построения труда. Основой этого единства выступает ясно выраженная апология православной культуры и выявление основополагающей роли православного богословия в процессе созидания и осмысления восточно-христианской культурной традиции. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Вообще, в соотнесении богословия и культуры есть определенная специфика, на которую указывал в своих фундаментальных работах, посвященных этой тематике, Пауль Тиллих: «…я попытался выявить религиозную составляющую во многих конкретных областях культурной деятельности человека. Эта составляющая <…> всегда присутствует в творениях культуры, даже если они не обнаруживают никакой связи с религией в узком смысле слова»[11]. То есть религиозное содержание может извлекаться из культурной среды в силу того, что само культурное пространство представляет собой обширное поле проявления интенциональности человеческого бытия. Можно пояснить этот феномен с богословской точки зрения, сославшись на православное догматическое учение о человеке, сотворенном по образу и подобию Божию: «Наличие образа Божиего усматривается в богоподобных качествах, или высших проявлениях человека (дух, свобода, творчество, бессмертие, личность, господство над чувственным миром и др.)…»[12] Следовательно, культура, как проявление творческих способностей человека, может и должна являться предметом богословского анализа. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"В первой главе «Вместо предисловия» А. В. Маркидонов указывает на две крайности, обыкновенно возникающие при христианском взгляде на культурную реальность: 1) религиозно мотивированный отказ от культуры и 2) радикальное неразличение культа и культуры, ведущее к нездоровой сакрализации последней[13]. Ошибочность первой позиции заключается в том, что такой взгляд не учитывает и игнорирует открытость Таинства человеческого спасения по отношению к истории и культурной реальности[14]. Во втором случае заблуждение состоит в игнорировании онтологического отличия между Таинством человеческого спасения и пространством истории и культуры, а также в невыделении сотериологического характера культа, его исключительной связанности с Таинством спасения[15]. Автор книги отмечает, что между двумя вышеуказанными радикальными подходами существует «поистине царский путь, во‑первых, аскетического, а уже во‑вторых, и эстетически значимого различения»[16]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Если основание и источник культа (Таинства человеческого спасения) усматривается христианами в Самом Спасителе, то, говоря о культуре, нужно учитывать ее подвижность, нестабильность, обусловленную происходящим, находящимся в движении событием человеческого ответа на Откровение Бога[17]. Поскольку это движение человеческой ответственности происходит в пространстве подверженного уязвимости мира, оно должно восприниматься аскетически внимательно. Оно может быть как созидательным, так и опасным; в нем может осуществляться как радикальное отрицание, так и возвышенное устремление. В то же время это движение, в силу своей соотносимости с Первоисточником бытия, всегда знает о себе меньше, чем является на самом деле[18]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Характерно, что именно христианство видит глубинное достоинство человеческой свободы и, соответственно, ценность совершаемого человеком культурного творческого движения. Вместе с этим, в опыте христианской жизни имеет место исключительно внимательное и ответственное отношение к человеческому творчеству. Собственно, само христианское творчество отмечено необходимостью аскетически выверенного движения, постоянно ориентированного на соотнесенность с незыблемым основанием культа. Таким образом, если культура в целом может пребывать применительно к этой соотнесенности в пассивном состоянии (т. е. не осознавая ее), то в христианстве творчество проистекает из активной направленности к ней: «Каноничность церковного искусства <…> оформляет акт творчества как торжество благодарной самоотдачи, в котором свобода совпадает со служением, сама при этом освобождаясь от онтологически — и эсхатологически! (Откр 22:10–12) — бесплодных колебаний гномической („выбирающей“) воли»[19]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Подытоживая вводные рассуждения автора, нужно обратить внимание на акцентируемые им в вышеприведенной цитате исключительные преимущества церковного искусства, являющегося средой плодоносной соотнесенности с верным онтологическим и эсхатологическим ориентиром. Следующая за предисловием глава «Христианские начала византийской культуры» органично продолжает его и, в определенном смысле, иллюстрирует его центральные положения и выводы."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Делая вводный экскурс в тематику византинизма, А. В. Маркидонов превентивно обращает внимание на его критику, приводя высказывание архим. Киприана (Керна), в котором обобщаются негативные стороны византийской культурной истории, а в противовес им выставляются неоспоримые преимущества византинизма: неравнодушие к Церкви, к религии, загробной участи; искренность духовных устремлений, живая динамика человеческих духовных исканий[20]. В этих преимуществах подчеркивается возможность подлинности и искренности христианского подвига покаяния и неравнодушия, именно — возможность настоящей интенции. Эти, выделенные в цитате архим. Киприана (Керна), преимущества византийской культуры ярко контрастируют с приведенными им же последствиями секулярного Просвещения, где царит «серая индифферентность» и «плоская снивелированность»[21]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Указав на присущие византийской эпохе достоинства, автор рассматривает далее весьма сложную и по сей день обсуждаемую тему взаимоотношений Церкви и государства в Византийской империи, а конкретнее — вопрос о возможности христианской культуры[22]. Он указывает на сложность согласования неотъемлемых критериев христианства, таких как «эсхатологизм» и «неотмирность», с гражданским и политическим стремлением к повседневной упорядоченности и «к завершенности в пространстве»[23]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Примечательно, что А. В. Маркидонов говорит о византийской модели со-трудничества Церкви и государства как о встрече[24]. То есть — как об уникальном в эсхатологически-обусловленной человеческой истории событии: Церковь и государство будто обратили друг на друга внимательные взгляды и взаимно прислушались. И далее им указывается на особый характер этого взаимодействия: Церковь не сливается с государством, но нравственно-аскетически ориентирует императора и все культурное пространство империи на единство в вере и на осязаемую устремленность ко Творцу[25]. При этом сама Церковь, присутствуя в гражданском обществе, сохраняет свою неотмирность и эсхатологичность и в событии этой уникальной встречи, т. к. встреча происходит в сфере той же, эсхатологически-ориентированной истории, и Церковь видит эту встречу изнутри своего эсхатологизма и неотмирности, на которые государство может смотреть, охранять их, но, в то же время, не может для себя окончательно усвоить. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Развивая в дальнейшем повествовании главы тему особенностей и ключевых критериев византийского культурного пространства, А. В. Маркидонов сосредотачивает внимание читателя на насыщенном глубоким содержанием учении Церкви об иконопочитании. В опыте и богословии иконопочитания автор видит выразительное свидетельство апофатизма и свободу от институализации восточно-христианской традиции[26], то есть — яркое свидетельство неотмирности и эсхатологической ориентированности церковного учения, не вмещающегося в рамки систематического человеческого упорядочивания и подчинения с целью удобопрочтения сложной духовно-материальной действительности. В общении образа и первообраза, присутствующем в молитвенно-аскетическом делании Церкви, автор замечает осуществление эсхатологически-ориентированного движения от заданной сокрытости в Тайне Христа — к полноте явленности в Его Славе; это движение соотносится автором со взглядом на исторический процесс: «Движение истории в ее эсхатологическом горизонте отзывается и подлинно укореняется, как в своем осевом измерении, в движении молитвы от образа к Первообразу <…> и самое движение молитвы, как действительная связь образа и Первообраза, оказывается возможным в литургическом воспоминании, актуализирующем в текущей истории спасительные деяния воплощенного Бога, энергию Его продолжающегося присутствия»[27]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Таким образом, указывая на эсхатологически-ориентированное движение молитвы и истории, присутствующее в восточно-христианской духовности, А. В. Маркидонов выделяет особенности организуемой этим движением византийской культуры: она не может полноценно и исчерпывающе, окончательно выразиться ни в систематически-интеллектуальном упорядочивании, ни в завершенности эстетической формы, поскольку прикасается в своем эсхатологически-ориентированном движении к Тайне Первообраза, и уже в силу такой направленности она сообразно организуется и обогащается выстраиванием выверенного созвучия присутствующему в действительности Таинству. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"В описанной автором иконичности византийской культуры содержится потенция надлежащего и подлинно-ценностного отношения ко всему творению, что возможно благодаря открытости культуры Присутствию Тайны[28], вопреки обедняющей, ограничивающей и самозамкнутой сакрализации тварных начал. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Иконичность культуры восточно-христианской традиции замечательно показывает возможность не-замкнутости человеческого искания на себе самом, на собственно-ограниченном восприятии действительности. Направленность человеческого к Тайне Первообраза предполагает таинственное и синергийное движение человека и Тайны навстречу, что очень ярко иллюстрирует собой иконопочитание: «Икона исконно христоцентрична: подчеркнутая Преданием связь ее с Воплощением обосновывает не только возможность изображать, но и невозможность восходить к Первообразу <…> „самосильномечтательно“, вне Христа, без опоры на силу Его Воплощения, на эту энергию Церкви»[29]. Именно динамика иконичности, осуществляемое движение к Первообразу обуславливает надлежащую незавершенность, неограниченность, не-самозамкнутость христианской культуры, соответствующую эсхатологической открытости Церкви к присутствию Тайны. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"В умозаключениях автора, подытоживающих его размышления о христианских основаниях византийской культуры, косвенно указывается на то, что византийская культура, будучи ориентирована на событие Боговоплощения, явила собой образцовый пример человеческой культуры как ответа на Божественное Откровение, — пример человеческой культуры как возрастания в состоянии направленности к Первообразу, — пример человеческой культуры как ответственности перед присутствием Тайны. Образцовость этого примера обусловлена, согласно мысли автора, особенным опытом переживания антиномичности со-присутствия реальности и Тайны; и этот опыт мог найти себе выражение благодаря апофатическому, эсхатологическому, аскетическому началу. То есть в присутствии в византийской культуре этих трех начал, отражающих особенную внимательность христианского отношения к культуре, выразилось подлинное искусство «царского пути» восприятия христианской традицией феномена человеческого творчества. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Примечательно дальнейшее неизменное обращение А. В. Маркидонова к византийской тематике в содержании книги. В качестве примера можно рассмотреть главу «„Красота в деснице Твоей в конец“ (Пс 15:11): по поводу одной византийской параллели к роману Ф. М. Достоевского „Идиот“»[30], где автор, идя «царским путем», проводит изящное сопоставление византийской культурной и богословской тематики с глубоким содержанием романа великого русского мыслителя. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Первоочередное внимание автора уделено образу князя Мышкина, конкретнее — одной немаловажной детали: его замечательной способности к каллиграфии. Далее автор усматривает сюжетное совпадение эпизода обнаружения каллиграфического таланта князя с появлением портрета Настасьи Филипповны. И в этом совпадении выделяются два способа, стремления явить красоту: некое резкое и посягающее стремление показать и разъяснить красоту лица, которому противостоит (что не очевидно на первый взгляд) спокойное и ровное искусство каллиграфии. С точки зрения автора, эпизод с проявлением каллиграфических способностей — особо примечателен как самостоятельная деталь образа князя, не обусловленная дальнейшим развитием сюжетного повествования. Выходит так, что эта способность обладает в контексте романа подчеркнуто эстетической ценностью, не впутываясь в сложные сюжетные переплетения и приобретая возможность являться выражением запечатленной Красоты[31]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Затем автор указывает на некую аскетическую составляющую, «каллиграфическое от „лица“ воздержание»[32]. В каллиграфическом эстетическом делании, а также и в самом тексте каллиграфической пробы князя Мышкина[33] он видит отсылку к культурно-эстетическому сознанию восточно-православной монашеской традиции. Характерной чертой византийского монашеского делания было особенное отношение к сохранению письменного Предания Церкви путем его переписывания. В этом делании благословлялось и соответствующее усердие, что как раз и находило свое выражение в каллиграфическом искусстве переписчиков. В то же время автор указывает и на парадоксальное сочетание в образе князя искусства каллиграфии и несистематичности полученного образования, которое он образно называет «некнижной книжностью», обращая внимание на созвучные параллели в пространстве византийской аскетической духовной культуры. В качестве убедительного аргумента приводится житие прп. Симеона Нового Богослова, где говорится о том, что св. Симеон получил незавершенное школьное образование и при этом был искусен в каллиграфическом деле[34]. В таком, аскетическом по сути, восприятии эстетического автор усматривает эсхатологически-ориентированный художественный подход внимательного ожидания предображаемого Царства, и ожидание это соседствует и сообщается с Тайной. И именно в контексте церковного Предания эстетическое художественно сочетается с красотой аскетического[35]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"А. В. Маркидонов обращает особое внимание на то, что Ф. М. Достоевский чувствовал возможность явления подлинно эстетического только в опоре на православное понимание евангельского идеала Христа. Помимо ориентированности творчества Ф. М. Достоевского на образ Христа, автор тщательно рассматривает чуткое отношение великого писателя к теме иконографии: «Достоевский не мог не осознавать и ключевое положение иконы в церковной Традиции <…> „иконичность“ христианской культуры <…> существенно связана с ее эсхатологичностью, с тем „касанием мирам иным“, в котором Достоевский видел суть и оправдание бытия. Икона — священный топос, залог и свидетельство этого „касания“ осуществленной в Боге <…> реальности сущего»[36]. Таким образом, становится очевиден трагизм романа «Идиот», где человеческое лицо не может дать верного эстетического ориентира и состояться как подлинная Красота. Однако «анти-иконичность» героев романа: Гани Иволгина, Настасьи Филипповны, Рогожина, а также «анти-иконичность» полотна Ганса Гольбейна, как болезненная уязвимость образа, является причиной актуализации реальности иного порядка в пространстве экзистенциальной соотнесенности жизни и смерти[37]. В то же время иконичность самого центрального образа, задуманного писателем как цельное полотно, отображающее идеал, не смогла состояться, потому что изображалась изъятой из света эсхатологически-проясненного фона инобытия и помещенной в сумрак уязвимо-колеблющегося посюстороннего существования[38]. Тем не менее, сам роман не являет опрометчивого упразднения надлежащей дистанции, напряжения между осуществленностью в Красоте и усилием ее поиска, между эсхатологической осуществленностью во Христе торжества Правды, Добра и Красоты и надлежащей настоящему состоянию мира аскетически-нравственной устремленностью к этому торжеству[39]. Эта антиномичность состояния действительности все же отражена в произведении: «…в этом же смысле — воздержания от поспешной, инфантильно-нетерпеливой хилиастической идеализации человеческих возможностей приобщиться Красоте — должна быть прочтена и „каллиграфическая“ тема в романе»[40]. С точки зрения автора, Красота, прикровенно о себе намекнувшая в каллиграфическом искусстве и в то же время не просиявшая иконичностью в лике, относится к небесной реальности. Эта Красота действует и на земле, но проявляет свое творческое действие в союзе с монашеским подвигом, с искусством аскезы[41]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"В завершении темы А. В. Маркидонов указывает на единство эстетического и аскетического в эсхатологической перспективе, что отсылает читателя к словам псалма, положенным в основу названия главы: «Красота в деснице Твоей в конец» (Пс 5:11). "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Таким образом, в рассмотренном соотнесении романа Ф. М. Достоевского «Идиот» с византийской культурой обретается глубокое богословское понимание подлинной Красоты как эсхатологической ценности, требующей художественного аскетического делания. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"В контексте всего сказанного выше рассмотрим и следующую главу книги «К. Н. Леонтьев и Ф. М. Достоевский: „цветущая сложность“ разноречия». Обращаясь к разногласиям Достоевского и Леонтьева, автор сначала дает описание взглядов последнего. К. Н. Леонтьев, будучи сосредоточен на первичности и необходимости для человека состояния покаяния, для чего нужны в первую очередь страх Божий и смирение[42], указывал на необходимость приверженности пространству Церкви. При этом любовь, согласно К. Н. Леонтьеву, является достоянием эсхатологически-грядущего: «Земное и эсхатологически-грядущее строго и глубоко размежеваны у Леонтьева… И всякая самосильная имманентизация потустороннего совершенства <…> — обманчива и разрушительна»[43]. По мнению А. В. Маркидонова, непроницаемость земного и небесного мира у Леонтьева сочетается с «преобладанием „природно-процессуального“ <…> начала над началом творческим, свободным, „природное“ превосходящим»[44]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Далее автор раскрывает мировоззренческие позиции Ф. М. Достоевского и особенности его мировосприятия. Для Достоевского первична свобода, в которой и осуществляется и достигает совершенства человеческая природа. Поэтому мир Достоевского, отображая, прежде всего, специфику человеческой свободы, динамичен, непредсказуем, таинственен и трагичен. Вместе с этим, у Достоевского ярко выражена метафизика человека, поскольку он, человек, может превосходить свою природу, выступать за свои границы[45]. А. В. Маркидонов формулирует следующий тезис: «…в мистическом опыте Церкви, в глубине ее благодатной жизни — именно силою благодати Божией, — трансцендентное и имманентное взаимопроницаемы»[46]. Опираясь на это суждение, он заключает, что ключевым пунктом в мировоззрении Ф. М. Достоевского является уверенность в расположенности человеческой природы к горнему благодатному бытию, в возможности «прикосновения иным мирам». "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Подытоживая рассмотрение и сравнение двух различно ориентированных мировоззрений, автор пишет: «…в отличие от Леонтьева, точка зрения которого в аскетико-педагогическом отношении сохраняет свою безупречность, — Достоевский допускает и даже осознает как нечто внутренне необходимое в телеологии духовного устроения — ориентацию на то, что он называл „окончательной причиной“ — совершенством»[47]. Выделяя такую особенность во взглядах Ф. М. Достоевского, А. В. Маркидонов находит ее обоснованность в учении прп. Симеона Нового Богослова, а затем указывает на святоотеческое учение о пути к покаянию через опыт прикосновения к совершенству[48]. Далее автор формулирует вывод, содержащий положения мировоззрений Леонтьева и Достоевского, осуществляя синтез несомненно верных интуиций двух русских мыслителей: стремление к совершенству, надлежаще-необходимое для человека, не упраздняет необходимости страха и смирения, но контролируется и оберегается ими от склонности к самомнению и самочинию; в свою очередь, такой внутренний контроль оберегает от посягания на совершенство как на собственность, полагая его как дар[49]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Отдельно нужно выделить заключительную мысль главы: А. В. Маркидонов усматривает в позициях и взглядах Леонтьева и Достоевского отображение полярных свойств единого и целостного духовного опыта Церкви. Тем самым, согласно А. В. Маркидонову, оба русских мыслителя своим искренним разноречием парадоксально обозначили стоящую над этим разноречием целостность[50]. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Характерно, что рассмотрение проблематики разноречия Ф. М. Достоевского и К. Н. Леонтьева как раз содержит в себе соотнесенность с рассмотренными выше в рецензии темами фундаментального труда А. В. Маркидонова. Ведь в этой, с человеческой точки зрения, несогласной противопоставленности взглядов отобразилась красота соотнесенности человеческого опыта с эсхатологизмом и неотмирностью Церкви, что плодотворно и богословски содержательно проникло в культурное пространство. "}},{"type":"paragraph","data":{"text":"В заключение нашего отзыва обратимся к его начальным строкам и напомним утверждение П. Тиллиха о том, что религиозная составляющая может быть выявлена во всех областях человеческой культуры. Действительно, с этим положением сложно поспорить. Но в то же время это высказывание не описывает, не характеризует сложности, а вместе с тем и красоты соотнесенности богословия и культуры, что изящно и живо раскрывается в рассмотренной монографии А. В. Маркидонова «Богословие и культура». И, несомненно, в таком искусно выверенном указании на красоту этой соотнесенности заключается как научное достоинство, так и неоспоримое художественное мастерство данного фундаментального труда."}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Отрадно, что кафедра богословия СПбДА изданием книги А. В. Маркидонова смогла осуществить столь важный научный и просветительский проект. Выход в свет в издательстве СПбДА обобщающей фундаментальной монографии видного отечественного патролога и богослова, безусловно, является важнейшим событием в истории духовно-академической науки и православного образования в Санкт-Петербурге."}},{"type":"delimiter","data":{}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Ссылки и примечания:"}},{"type":"list","data":{"style":"ordered","items":["Маркидонов А. В. «Дробные величины» церковной истории: к вопросу о методологии В. В. Болотова // Христианское чтение. 2016. № 4. С. 36–55. ","Маркидонов А. В. А. С. Хомяков и некоторые философские параллели к одной богословской предпосылке // Русско-Византийский вестник. 2021. № 1 (4). С. 9–21. ","Маркидонов А. В. Отец Павел Флоренский — христианский мыслитель эпохи великого кризиса // Русско-Византийский вестник. 2023. № 1 (12). С. 75–81. ","Маркидонов А. В. О работах Г. А. Острогорского на богословские и церковноисторические темы // Русско-Византийский вестник. 2022. № 1 (8). С. 54–66. ","Маркидонов А. В. «Я, как читатель, растерян…». Отзыв на статью: Легеев М., свящ. Экклезиология сегодня: две модели устройства Церкви и их исторические предпосылки // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2020. № 2 (6). С. 17–42; Его же. Философско-богословское наследие священника Павла Флоренского и некоторые вопросы отечественной истории в современных исследованиях. Отзыв на научный журнал Санкт-Петербургской духовной академии «Русско-Византийский вестник», 2023, № 1 (12). 205 c. // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2023. № 3 (19). С. 295–317. ","Иванов И., свящ., Гаврилов И. Б. О IV научно-богословской конференции «РусскоВизантийский Логос» 13 сентября 2022 г. // Русско-Византийский вестник. 2023. № 4 (15). С. 230–240. ","Иванов И., свящ., Гаврилов И. Б., Титаренко С. Д., Титаренко Е. М., Сокурова О. Б., Маркидонов А. В. Вячеслав Иванов: поэт, философ, христианин. К 70‑летию со дня кончины.Материалы круглого стола научного проекта Издательства СПбДА «Византийский кабинет» // Русско-Византийский вестник. 2020. № 1 (3). С. 338–355; Хондзинский П., прот, Костромин К., прот, Легеев М., свящ., Иванов И., свящ., Оболевич Т. С., Маркидонов А. В., Фатеев В. А., Гаврилов И. Б., Медоваров М. В., Тесля А. А. Наследие прот. Георгия Флоровского (1893–1979): pro et contra. Материалы круглого стола научного проекта Издательства СПбДА «Византийский кабинет» к 40‑летию кончины выдающегося православного мыслителя // Русско-Византийский вестник. 2021. № 1 (4). С. 156–175; Сизоненко Д., прот., Кибальниченко С. А., Маркидонов А. В., Титаренко С. Д., Гаврилов И. Б. «Достоевский: Трагедия — Миф — Мистика» Вячеслава Иванова. Материалы круглого стола научного журнала СПбДА «Русско-Византийский вестник». К выходу нового научного издания монографии В. И. Иванова о Ф. М. Достоевском // Русско-Византийский вестник. 2023. № 4 (15). С. 144–175; Иванов И., свящ., Гаврилов И. Б. О деятельности «Византийского кабинета» в 2022 г. // Русско-Византийский вестник. 2023. № 4 (15). С. 241–259. ","Отметим некоторые, наиболее ценные на наш взгляд, издания: Лушников Д. Ю., свящ. Основное богословие в Санкт-Петербургской духовной академии синодального периода. СПб.: Изд-во СПбДА, 2023. 324 с. (Теология: история и современность); Шмонин Д. В. Теология образования в христианской парадигме. СПб.: Изд-во СПбДА, 2023. 479 с. (Теология: история и современность); Легеев М., свящ., Хулап В., прот., Сизоненко Д., прот., Иванов И., свящ. Гаврилов И. Б. Богословие истории в XX веке: Восток и Запад / Под общ. ред. свящ. М. Легеева. СПб.: Изд-во СПбДА, 2023. 564 с. (Теология: история и современность). ","Гаврилов И. Б. О ценностной основе образовательной парадигмы. Отзыв на монографию: Шмонин Д. В. Тайна ответа: введение в рациональную теологию. СПб.: Изд-во СПбПДА; Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2021. 459 с. (Теология: история и современность) // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2021. № 4 (12). С. 194–206; Лушников Д. Ю., свящ., Гаврилов И. Б., Ермолаев Т. М. Функционал философской теологии как дисциплины рационального богословия. Отзыв на монографию: Шохин В. К. Философская теология: вариации, моменты, экспромты. СПб.: Изд-во СПбДА, 2022. 512 с. (Теология: история и современность) // Труды кафедры богословия СанктПетербургской Духовной Академии. 2023. № 4 (20). С. 240–252; Гаврилов И. Б., Карпук А. В. Реставрация подлинных смыслов образования. Отзыв на коллективную монографию: Теология образования в христианской парадигме / Под общ. ред. проф. Д. В. Шмонина. СПб.: Изд-во СПбДА, 2023. 479 с. (Теология: история и современность) // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2024. № 2 (22). С. 248–262. ","Фатеев В. А. Византийско-русская духовная традиция и богословие в контексте культуры. Отзыв на книгу А. В. Маркидонова «Богословие и культура». СПб.: Изд-во СПбДА, 2022 // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2023. № 1 (17). С. 289–302; Сокурова О. Б. Христианская культура: восхождение к Первообразу. Отзыв на монографию А. В. Маркидонова «Богословие и культура». СПб.: Изд-во СПбДА, 2022 // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2023. № 2 (18). С. 302–310; Цветаева М. Н. Актуальные проблемы взаимодействия богословия и культуры // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2023. № 2 (18). С. 274–286. ","Тиллих П. Избранное: Теология культуры / Пер. с англ. М., 1995. С. 236. ","Образ Божий // Православная энциклопедия. Т. 52. М., 2018. С. 275.","Маркидонов А. В. Богословие и культура: монография. СПб.: Изд-во СПбДА, 2022. С. 9–10. 264 ","Там же. С. 10. ","Там же. ","Там же. ","Там же. ","Там же. С. 11. ","Там же. С. 14. ","Там же. С. 15. ","Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы. М., 1996. С. 17. Цит. по: Маркидонов А. В. Богословие и культура. С. 15. ","Маркидонов А. В. Богословие и культура. С. 16. ","Там же. С. 16–17. ","Там же. С. 19. ","Там же. С. 20–21. ","Там же. С. 23–24. ","Там же. С. 24. ","Там же. С. 25. ","Там же. С. 26. ","О современном православном осмыслении творчества Ф. М. Достоевского см. подробнее: Гаврилов И. Б. Художник. Мыслитель. Пророк. 200‑летний юбилей Ф. М. Достоевского на страницах изданий СПбДА: ретроспективный анализ и библиографический обзор // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2023. № 3 (19). С. 258–276. ","Маркидонов А. В. Богословие и культура. С. 161–164. ","Там же. С. 164. ","См.: «…смиренный игумен Пафнутий руку приложил». ","Маркидонов А. В. Богословие и культура. С. 167. ","Там же. С. 175. ","Там же. С. 177. ","Там же. С. 187. ","Там же. С. 190. ","С. 191. ","Там же. С. 192. ","Там же. ","О духовном опыте К. Н. Леонтьева см. подробнее: Гаврилов И. Б. «Память об Афоне живет в моем сердце». К 185‑летию со дня рождения К. Н. Леонтьева // Научные труды кафедры богословия. СПб., 2016. С. 126–134. ","Маркидонов А. В. Богословие и культура. С. 196. ","Там же. ","Там же. С. 199. ","Там же. С. 200. ","Там же. С. 204. ","Там же. С. 205. ","Там же. С. 206. ","Там же."]}},{"type":"paragraph","data":{"text":"Источник: Гаврилов И. Б., Туранин И. А. «Красота соотнесенности». Отзыв на монографию: Маркидонов А. В. Богословие и культура. СПб.: Изд-во СПбДА, 2022. 502 с. (Теология: история и современность) // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2024. № 3 (23). С. 259–272."}}],"version":"2.17.0"}

И. Б. Гаврилов, И. А. Туранин. «Красота соотнесенности».

Протоиерей Константин Костромин. Вина, не требующая доказательств